И все бы ничего, если бы спустя несколько дней студент Киевского Политехнического Института, некто Александр Бондаренко, не запустил на своем компьютере дибенковское творение. А запустив и полюбовавшись на калейдоскопические переливы программы несколько секунд, уселся играть в «Quake», «Doom» или «Heretic» – увы, точное название этой игры установить сейчас уже вряд ли представляется возможным.
И картинка ожила.
Монстры, населявшие мрачные каменные лабиринты игрового мира, неожиданно стали вполне реальными, от них веяло страхом, смертью и зловонием. Гранатомет нагревался в руках и до волдырей жег пальцы, бронежилет оказался необыкновенно тяжелым и неудобным, полученные в перестрелке раны болели и кровоточили, их обугленные края пахли горелым мясом. Парень едва не лишился рассудка. Уколы шприцев, которые он время от времени находил в разбросанных по уровням аптечках, были неприятны и болезненны, от них немело плечо, и вскоре они практически перестали помогать. Спустя пять часов он, почти лишившись сил и остатков разума, добрел до выхода из игры – ее последнего уровня, нажал на кнопку проступившего перед воспаленными, слезящимися глазами меню, и, едва ужасное наваждение рассеялось, выключил компьютер и уснул, уронив голову на вдребезги разбитую клавиатуру.
Естественно, что обнаружившие его утром в таком виде коллеги по работе не поверили ни единому слову Александра и посоветовали парню обратиться к психиатру. Только на следующий день он связал свое ночное приключение с увиденным накануне восьмисекундным калейдоскопическим роликом. Когда один человек сходит с ума, это, как правило, вызывает сочувствие и сожаление окружающих. Когда с ума сходит весь мир…
Вскоре выяснилось: дип-программа действует на человеческое подсознание таким странным образом, что оно начинает воспринимать созданную компьютером весьма примитивную графику, как реальность, «дорисовывая» все недостающие детали «от себя». Безусловно, развитие технологий того времени – а тогда существовал и интернет, и его более простые кровные братья, такие как, например, почтовая сеть Фидо, – не позволяли создать полноценную виртуальную реальность. Не хватало мощностей процессоров. Пропускной способности линий. Объемов оперативной и дисковой памяти. Но теперь это просто перестало быть необходимым. Виртуальный мир родился сам собой, в сознании людей, затуманенном многоцветными вихрями дип-программы. Мир сошел с ума. Мир подошел к краю бездонной пропасти, заглянул внутрь и бросился в пугающую неизвестность. В Глубину.
Крупнейшие корпорации – законодатели компьютерной моды, всегда стоявшие в авангарде электронных технологий, – быстро оценили выгоду от нечаянного изобретения Дибенко. В рекордные сроки был построен Диптаун – самый крупный мегаполис на нашей планете, город с населением почти в двадцать четыре миллиона человек. Город, ставший вожделенной мечтой тысяч и тысяч беглецов из реального мира, стремившихся обрести наконец в мире виртуальном самих себя. Стать тем, кем они хотели бы стать. Быть теми, кем быть они не могли даже мечтать. Быть с теми, с кем им хотелось бы быть. Стать собой.
Согласно другой версии, дип-программу изобрел кто-то из университетских преподавателей Дибенко, якобы в рамках лабораторных экспериментов с двадцать пятым кадром. Дмирию же по этой легенде выпадала лишь одна скромная роль – пустить программу в народ. Честно говоря, эта версия представляется мне весьма сомнительной. Я читал биографии Дибенко. Диму выгнали с третьего курса МГУ за академическую неуспеваемость и слабость к наркотикам.
Третья услышанная мною когда-то от одного из моих старых знакомых история гласит, что дип-программа была побочным эффектом вируса, который пытался написать Дибенко ради собственного развлечения, и попала она на компьютер украинского студента Бондаренко совершенно случайно. Бог его знает, какая из версий на самом деле правдива. Я вполне допускаю мысль, что в реальности все могло быть совершенно по-другому. Важно, на мой взгляд, лишь одно: Глубина существует. Остальное не имеет значения.
Дип-программа действует на всех. На каждого по-своему, это зависит прежде всего от психики человека, его внутренней конституции – так по крайней мере утверждают исследователи и врачи, – но на всех. Попадая в Диптаун, человек полностью утрачивает связь с окружающей действительностью, до тех пор, пока не сработает таймер и он не очнется у себя дома или в офисе перед мирно гудящим компьютером. Но отыскивались и те, кто в силу природного слабоумия или наивного героизма бросался в пропасть, полностью забыв о надежной страховке – нырял в Глубину, отключив таймер и тем самым обрекая себя на медленную смерть от переутомления, голода и почти полного обезвоживания организма. Они падали на самое дно бездны. Они разбивались насмерть. Но природа мудра – или чересчур иронична над человечеством – раз уж она решила загнать и безумие в свои собственные, раз и навсегда созданные чьей-то невидимой волей рамки, заставляя его подчиняться четким, однажды и навеки написанным ее твердой рукой законам. Очень редко попадались люди, чьим сознанием Глубина не могла овладеть полностью. Те, кто умел падать и взлетать, не боясь разбиться об острые камни. Те, кто никогда не утрачивал до конца связь с реальностью. Плоть от плоти Глубины. Дайверы.
До сих пор никто так и не смог объяснить этот феномен. Да, наверное, он и не требует объяснений. Кто-то считает их легендой, вымыслом, странным фольклором этого странного мира. Быть может, в чем-то они и правы. Человеку свойственно верить в чудеса. Как бы то ни было, Глубина дала нам крылья. Она подарила нам возможность летать. Пока еще неловко, неумело. Но дайте время. Мы научимся. Обязательно научимся…
03
Я отставил прочь пустую посуду и внезапно ощутил острое чувство голода. Да, виртуальная еда субъективно насыщает. Но не всех. Далеко не всех. Кто-то когда-то сказал, что профессиональная болезнь журналистов – это чрезмерная болтливость и мозоли на заднице. Скорее всего, он попросту не страдал язвой желудка.
Встаю из-за стола, подхожу к стойке бара. Рядом на невысоком стеллаже аккуратной стопкой сложены газеты. Вчерашний выпуск «Нью-Йорк Таймс». Ничего, сойдет. Беру верхний экземпляр, возвращаюсь за свой столик, и, развернув его где-то на середине, делаю вид, что углублен в чтение. Закрываю глаза. До боли сжимаю веки… Это – реальный мир? Это – фантазия?
Это-фантазия. Реальный мир где-то вокруг меня, за невидимой пеленой. Стоит лишь протянуть руку – и пелена дрогнет, рассеется, словно призрачный утренний туман. Раз. Этот мир – не во мне. Я – не в нем. Дымка дрожит и тает… Еще немного, и от нее не останется и следа. Два. Мой разум обретает плоть. Где-то там, в недостижимой дали осталось мое тело, скованное эластичным доспехом виртуального костюма. Нужно дотянуться, влиться в него, наполнить его, как вода наполняет пустой сосуд… Три.
Открываю глаза. Организм отзывается резкой головной болью и тошнотой. На экранчиках виртуального шлема – смешной кусочек оставленного мною бара: входная дверь, край стола, лежащая на нем развернутая газета. Рисунок грубый, зернистый, условный. Встроенные в шлем небольшие вентиляторы исправно обдувают мое лицо слабым потоком теплого воздуха. С минуту любуюсь на примитивное изображение собственных рук, затем резко выдергиваю кабель, соединяющий костюм с дип-картой компьютера из укрепленного на поясе разъема.
– Недопустимая ошибка инициализации периферийного устройства! – Кажется, Виктор не на шутку встревожен. Колонки, подключенные к моей машине в реальности – не чета их бедным братьям, оставленным мною в виртуальном мире. Морщусь от неприятного ощущения в висках: наверное, следует приобрести привычку отключать звуковую карту компьютера, ныряя в Глубину. – Прервать погружение?
– Нет. Оставайся на линии.
Часы в нижнем углу экрана показывают два пятнадцать. За окнами глубокая ночь. Из чуть приоткрытой форточки доносится слегка приглушенный звук проезжающих мимо машин: даже в этот поздний час движение на Невском не прекращается ни на минуту. Пожалуй, форточку все же стоит закрыть: ноябрь в этом году выдался прохладный и квартира уже успела порядком выстудиться. На потолке переливаются призрачные блики, правда, в отличие от моего виртуального дома, здесь они желтовато-красные – огни расположенного на первом этаже ресторана «Техас».
